Шанхай Гранд. Запретная любовь и международные интриги в обреченном мире - Taras Grescoe

превратилось в кантонский ресторан, чей фонтан с газировкой и репутация заведения, отличающегося чистотой, сделали его излюбленным местом остановки западных посетителей.

Пройдя через прихожую, где китайские покровители выстраивались в очередь, чтобы занять места, я подошел к нише в ярко освещенной комнате, где женщина средних лет и пожилая пара пили чай. Я представился, глубоко поклонился и сел рядом с пятой дочерью Зау Синмая, Сяо Дуо. К ней присоединились ее муж Ву Лилан, профессор психологии на пенсии, и дочь Перл, инженер-электрик, работающая в компании по производству печатных плат. Пока мы разбирали "белковую рыбу", фирменное блюдо ресторана - жареного окуня в кисло-сладком соусе , я начал узнавать, что случилось с семьей Цзау после 1949 года*.

Пришлось напомнить себе, чтобы я использовал не имя Зау Синмай, а современную китайскую транскрипцию - Шао Сюньмэй. Имя его дочери также изменилось. В шутку он назвал седьмую из девяти своих детей Сяо Дуо, что означает "слишком много". В юности она устала от этой шутки и сменила имя на Шао Ян. Она была привлекательной женщиной с тяжелым взглядом, высокими скулами и пчелиной улыбкой на лице, имевшем почти идеальный овал. Когда я отметил, что вижу сходство с ее отцом, особенно в области рта, она не обрадовалась: ей нравилось думать, что она похожа на свою мать.

В последующие дни Ву Лилань, Шао Ян и Жемчужина любезно помогали мне разыскивать адреса, связанные с историей семьи. Только один был полностью стерт с карты. После того как мы остановили такси на оживленном перекрестке к западу от Народной площади - бывшем углу Любовного переулка и Булькающей улицы, - Шао Ян указал на место, где раньше находился книжный магазин Синмэя. По ее словам, Maison d'Or был крошечным помещением площадью менее 200 квадратных футов, полки которого были заставлены книгами стихов и журналами, изданными ее отцом. На его месте стояло среднеэтажное здание, фасад которого скрывали строительные леса.

"Мой дед, - сказала Перл на не очень внятном, но грамматически правильном английском, - помогал многим людям, которые хотели опубликоваться. Многие известные писатели опубликовали свои первые книги именно там". Через дорогу, пояснила она, находился "Правда-красота-доброта", книжный магазин, в котором Синмай взял за образец свой. Им управляли франкофилы - отец и сын, чье знакомство с Европой ограничивалось прогулками по улицам Френчтауна. Сын, Цзэн Сюбай, сказал мне Перл, последовал за Чан Кай-ши на Тайвань, где стал министром культуры у националистов.

Дом Синмая и старый семейный дом, как я с радостью узнал, все еще стоят на своих местах. Однажды воскресным утром я встретил мужа Шао Ян - Ву Лилана, элегантно одетого в твидовый пиджак, длинный шарф и черный берет, на станции метро Yangshupu Road, и мы пошли по оживленной улице Pingliang Road к зданию старого издательства Синмэй. Когда мы вошли в комплекс, похожий на шикумен, из дверного проема вышла молодая женщина, грызущая кусок очищенного сахарного тростника. Ву Лилань провела меня по крутой деревянной лестнице в старое помещение "Современной прессы" на втором этаже. В единственной комнате теперь жила целая семья. Синмай выбрал это место, сказал мне Ву Лилан, потому что оно находилось всего в нескольких сотнях ярдов от доков, куда из Германии прибыл его ротогравюрный пресс. Благодаря своему расположению на набережной, после 1937 года район был захвачен японскими морскими пехотинцами. (Именно отсюда Микки перевез пресс в гараж на авеню Жоффр). Один из жильцов, некий мистер Шу, указал на люк в каменном полу подъезда, который вел в подвал, использовавшийся в качестве бомбоубежища. Во время войны в этом комплексе жил капитан японской военной полиции со своей семьей. Позже, рассказал нам г-н Шу, здание было превращено в пуговичную фабрику.

Мы вошли во внутренний двор, а затем прошли по переулку, который вел к дому Синмая. По пути Ву указывал на стены из шикумена: на многих кирпичах, посеревших от угольной пыли десятилетий, были видны китайские иероглифы с именами их создателей. Подобные знаки можно найти на камнях Великой стены; в Шанхае их наличие обычно указывает на то, что строение было возведено до свержения династии Цин в 1911 году. (В наши дни на кирпичи часто наносят номера мобильных телефонов компаний, предлагающих доставку бутылок с водой).

Мы вышли на Юлин-роуд, проходящую параллельно Пинлян-роуд в одном квартале к северу, и столкнулись с рядом трехэтажных домов из красного кирпича, которые были бы неуместны в викторианском Манчестере.

Протиснувшись через металлические ворота, мы вошли во двор, где на вешалках висели простыни. Побаловав себя легким проникновением, я вошел через парадную дверь дома № 47 и прошел по коридору, уставленному велосипедами и освещенному голыми лампочками над скрипучими половицами. Широкая деревянная лестница, на которой поколениями рук стиралась краска, вела вверх в безвестность. Именно на этой лестнице Микки, познакомившись с Пэйю и ее первенцем, последовала за Синмаем и его друзьями, чтобы выкурить свою первую трубку опиума. Двери наверху, в то, что теперь было отдельными и частными резиденциями, были закрыты. Вернувшись в освещенный солнцем двор, я заметил, что некоторые дома в этом ряду заколочены; Ву Лилань сказала мне, что старый дом Синмэя принадлежит семье из Тайваня, которая не может позволить себе ремонт.

В бывшей Французской концессии также сохранился дом, в который Синмай и его семья переехали после японского вторжения в 1937 году. На каменной сторожке у входа в комплекс висела табличка муниципалитета, на которой значилось: "Дом с террасой на авеню Жоффр. Построен в 1930-х годах. Каменная кладка. Современный стиль". Ряд трехэтажных отдельно стоящих домов был отделен от оживленной улицы, бывшей когда-то главной магистралью Французской концессии, высокой каменной стеной. Охранник в маленькой деревянной будке у входных ворот не разрешил мне войти, но сквозь железные прутья я мог видеть двор дома Микки, чью лужайку теперь охранял склонившийся китайский лев, который находился через две двери от дома Синмэй. Именно здесь, к отвращению соседей, Микки однажды выпустила на свободу мистера Миллса и других своих товарищей-симов.

Проводя время с Шао Яном, У Лиланем и Жемчужиной, я узнала, что случилось с Синмаем после прихода к власти коммунистов. В мае 1949 года он получил приказ прекратить выпуск своего самого долгоиграющего журнала - сатирического "Аналекты". Когда партия конфисковала его печатный станок, он проследил за его доставкой в Пекин, где его использовали для печати четырехцветных пропагандистских журналов. Вместе с Пэйюй и пятью детьми Синмай перебрался в столицу, где надеялся найти работу при новом режиме. В процессе подготовки он занялся изучением